Об авторе:
Выпускник Ленинградского ВОКУ имени С.М. Кирова - 1994 год. С 1994 по 1998 г.- ГРВЗ: 12 Военная база / сводный миротворческий батальон г. Зугдиди /. В настоящее время - просто гражданский человек. |
Aдpeс: | tulin at inbox.ru |
Родился: | 11/12/1971 | |
Проживает: | Россия, Ленинград | |
Участвовал: | Абхазия | |
Воинское звание: | Старший лейтенант |
Заместитель командира батальона по технической части майор Афанасьев просто боготворил свою супругу Марию Петровну, что, однако, не мешало ему почти еженедельно проводить с ней "рукоприкладную" разъяснительную работу с применением некоторых приемов то ли айкидо, то ли кун фу - остатки профессиональных способностей от занятий восточными единоборствами в курсантские годы. Столь жестокое обращение майора по отношению к своей жене объяснялось нецеломудренным поведением Марии Петровны. Ее патологическая любовь к молодым офицерам, прибывшим в полк для прохождения дальнейшей военной службы, была хорошо известна не только ее бедному мужу, но и почти всему личному составу гарнизона, включая посудомоек и уборщиц из офицерского кафе. Первые "половые воспитанники" тетушки Марии давно уже ходили не только в майорах, некоторые из ее учеников добились высоких командирских должностей в дивизии, а некоторые даже и в округе.
Откуда взялась столь странная забота о зрелом уже поколении, она и сама не знала, но, не имея своих детей, а Марии Петровне было уже за сорок, она хотела столь странным образом выплеснуть свое "материнское" отношение к еще юным и неопытным в любви лейтенантам. На вид тетушке Марии можно было дать не более 30-35 лет, настолько она хорошо выглядела. Постоянные занятия спортом - она ежедневно пробегала вокруг территории полка 3-4 круга, соблюдение диеты, отсутствие так называемых вредных привычек, ну и, наверное, главное - "половая" зарядка - всегда поддерживали тело Марии Петровны в форме.
Все в полку настолько привыкли к семейным разборкам, что уже и внимания не обращали на очередные бои без правил. Тем более, что после словесной и "ручной" тирады из квартиры четы Афанасьевых раздавались столь бурные вздохи и скрежетание мебели, что у соседа под ними - отставного прапорщика, якута Романа, импотента от старости лет, начинало проявляться забытое им уже половое влечение. Отчего жена его, продавщица куриных яиц на городском рынке, 6-пудовая русская красавица со звучным именем Катерина, была необычайно счастлива и после интимных телодвижений Романа одаривала его за предоставленное удовольствие своей крепкой рябиновой настойкой.
На должность заместителя командира полка по воспитательной работе, по-советски - просто комиссара, вместо ушедшего на пенсию подполковника Ушакова был назначен только закончивший учебу в академии майор Буравчик. По слухам, обогнавшим приезд замполита, нудный, черствый жлоб, да еще истинный стукач, придерживавшийся принципа: не настучишь, не проживешь. Бабуинские глаза Буравчика соответствовали его фамилии. Разговаривая с человеком, замполит немигающими глазами смотрел своему собеседнику прямо в рот, с надеждой на то, что тот лишь ему одному отцу-комиссару откроет все таинства своей души или неизвестную для него жизнь полка. На своей новой должности майор Буравчик пробыл только три недели, когда попал в госпиталь с диагнозом "перелом носовой перегородки". А предшествовало этому, как ни странно, опять-таки амурная связь с тетушкой Марией.
2-й мотострелковый батальон, в котором проходил службу техник-каратист Афанасьев, на две недели в полном составе убыл на тактические учения. Дивизионный полигон находился в 35 километрах от места дислоцирования полка, и Афанасьев, после трех дней разлуки с супругой проставивший комбату литр русской, на попутной машине помчался домой. В преддверии приятной встречи с женой майор купил бутылку красного вина "Южная ночь", три гвоздики и на своих "копытцах" поскакал к суженой.
Громкая музыка и веселых смех, раздающиеся из окна второго этажа, где проживала семья Афанасьевых, насторожили майора и заставили его еще быстрей перебирать "копытцами", чувствуя при этом молодую поросль пробивающихся на голове рогов. Взлетев на свой этаж, майор плечом выбил дверь и оказался с глазу на глаз с каким-то чудиком, одетым в его махровый зеленый халат. И, что самое главное, на ногах его, месяца два не знавших, что такое ножницы, были надеты его любимые замшевые тапочки.
- Ты, бля, кто? А?!- закричал майор, держа в правой руке бутыль с вином и указывая ей на человека, пытавшегося или уже сделавшего из него собрата парнокопытных. - Кто ты, бля, есть, я тебя спрашиваю?!
Незнакомец, быстро придя в себя, рванул в комнату, прыгнул в проем окна - через козырек над входом в подъезд - в развевающимся халате, тряся своим невостребованным в этот вечер достоинством, со страху ставшим в три раза меньше "нормативного", спрыгнул на спасительную для него землю и, царапая нестрижеными ногтями тротуар военного городка, в майоровской домашней одежде исчез в ночи.
Благочестивая Мария Петровна, увидев выражение лицо своего мужа, в тот момент похожее на "ласковую" улыбку Кинг-Конга, сразу же поняла наступившую для нее обстановку, усугубленную унесенным несостоявшимся "учеником" халата мужа, - благо тапочки "ученик" оставил перед прыжком в окно - рванулась в ванную комнату и заперлась изнутри. Майор, матерясь в открытое окно и желая незнакомцу, оставившему у него в квартире своей гардероб, включая синие армейские трусы и не очень свежие носки, всего самого "доброго" в жизни, стал, мягко говоря, крушить мебель. Особенно досталось супружеской постели, где было застелено свежее накрахмаленное постельное белье, а рядом на тумбочке стояла открытая бутылка шампанского.
После проверки караула и дежурных по ротам, вставив всем положенный разгон, чтоб не расслаблялись, Буравчиков, счастливый от выполненной работы, предвкушая вечер с бутылкой пива перед телевизором, возвращался домой. Проходя мимо ларька, работавшего круглосуточно,и делавшего свой план на страждущих спиртного вояк, замполит увидел, как из-за угла дома выскочило какое-то чудо, которое, болтая из стороны в сторону кожаными причиндалами, в халате на два размера больше босиком бежало прямо на него. Замполит остановился. Чудо тоже. Узнав Буравчика, босоногий мальчик воскликнул, чисто по-русски звучно удивившись: - Ни х... себе попал!
После чего рванул в сторону маячившихся у дома гаражей, напоследок одарив ошарашенного увиденным замполита своим оголенным правым полупопием. Халат растворился в ночи. Комиссар молчал. Он думал. Но мысль убежала от него вслед за халатом, и потому, покачав головой, смачно сплюнув и сказав: - Ну, блин, дают! Завтра разберусь, - продолжил движение на встречу следующего для него события.
Буравчиков получил служебную жилплощадь напротив дома, где имела счастье проживать семья Афанасьевых. Подъезды домов располагались напротив друг друга, поэтому, подходя к своему дому, замполит услышал чей-то матерный крик, раздающийся из открытого окна второго этажа. Чуть позже раздался звон бьющейся посуды и мелодичный женский крик. Буравчиков, считая, что за весь личный состав полка он несет ответственность, и его должность замкомандира по воспитательной работе просто обязывает разобраться с творившимся безобразием, направился в квартиру Афанасьевых.
Поднявшись на этаж, он увидел, что дверь в квартиру открыта, а в коридоре бравый зампотех показывал некоторые из еще им не забытых приемов. Причем, как заправский каратек, при нанесении очередного удара он шумно выдыхал воздух из своих "бычьих" ноздрей, орошая сопливыми каплями и так уже мокрую от слез Марию Петровну. Замполит стоял и смотрел. И было ему от увиденного как-то не по себе, но как истинный мужчина при виде плачущей женщины он решил заступиться за избиваемую мужем бедную Марию Петровну.
- Прекратите! Товарищ майор, что вы себе позволяете! Вы же офицер! - закричал товарищ Буравчиков. - Как вам не стыдно! Она же женщина!
Услышав чьи-то причитания, Афанасьев подняв свою головушку и увидел стоящего в дверях замполита.
- Что? А! Ты! - Афанасьев оставив жену в покое, рванул к замполиту, правой своей зампотеховской рукой размахнулся и ударил прямо в маразматическое холенное лицо. Буравчиков упал, широко расставив руки на полу коридора. Из носа его потекло два ручейка алой комиссарской крови. Сознание на время покинуло тучное тело. Сейчас ему было хорошо, но будет совсем нехорошо, когда он придет в себя.
Афанасьев, как учил его "сенсей" рязанского происхождения на подвальных занятиях карате, резко поднял обе руки вверх, вздохнул своей богатырской грудью и стал медленно опускать их вниз, при этом шумно выдыхая воздух из легких. Проделав данную успокоительную процедуру еще пару раз, майор Афанасьев, нацепив свою кепку на голову и сказав, ни к кому не обращаясь: - Ну, что! Пошел я! Что поделаешь - учения! - направился к выходу.
Его ждали родные батальонные танки. Он их любил и они его тоже.